Сон в летнюю ночь
ХАЛТУРА ГЕНИЯ
Спектакль по пьесе Шекспира вызвал бурные споры. Действительно, новая постановка «Чехов-центра» под режиссерским управлением французского гастролера Франка Бертье получилась неровной и местами спорной, но несомненно - интересной. Если прислушаться к мнениям публики, то противники в качестве аргумента за пазухой держали лишь довольно неопределенный упрек: «мол, нельзя издеваться над классикой».
Похоже, приверженцев классического консерватизма в основном смущало само имя великого драматурга, на которого посмели замахнуться провинциальные театралы. И блюстители классики не особо задумывались: что же это за пьеса, о чем она, и намного ли «осовременил» ее французский режиссер.
Начнем с того, что Франк Бертье продемонстрировал нам чистую режиссуру театра показа, в общем-то, до сих пор не всеми одобряемую в России в применении к средневековым авторам. Но особой новизной его режиссерская демонстрация вовсе не блещет. Наоборот, в работе доминирует строгая приверженность канонам основателя данного театрального стиля Бертольда Брехта. Впрочем, я, кажется, забегаю вперед.
Давайте сначала разберемся с самой пьесой.
Немалое количество шекспироведов всего мира склоняется к мысли о том, что пьеса «Сон в летнюю ночь» была заказана великому драматургу и руководителю лондонского театра «Глобус» к реальной свадьбе большого вельможи того времени и даже, возможно, члена палаты пэров английского парламента. Нетрудно представить, как это выглядело. Шустрые ребята из команды вельможи настоятельно порекомендовали драматургу в два-три дня явить новое произведение, что для него, несомненно, не составит труда. Мол, пьески писать - не государством управлять. А иначе, дескать, сэр пэр очень огорчится, что, несомненно, отольется горькими слезами и самому Шекспиру и всему его театру.
Делать нечего, пришлось браться за перо - в условиях жесткого цейтнота и отсутствия под рукой базового сюжетного материала, хотя бы такого, как старинное датское предание о принце Гамлете. Это и заставило драматурга, чтобы заполнить пять актов, наслоить одна на другую аж три сюжетных линии: историю из жизни царственных особ, историю из жизни фей и эльфов, да еще приплюсовать историю из жизни ремесленного люда.
Но Вильям Джонович, воспитанный на городской демократии (его отец был отнюдь не последним перчаточником в своем городке и даже как-то избирался там мэром), характер имел еще тот. Хотя «халтуру» поневоле пришлось исполнять в неприлично сжатые сроки, ехидный комедиограф все же успел превратить ее в издевку над заказчиком. Дело, конечно, опасное. Но, похоже, Шекспир был уверен: тупой пэр ни о чем не догадается. Посмеются лишь умные. Тихонько, без огласки. Так и получилось. Смеха для понимающих вышло изрядно. Но обошлось без излишнего шума.
ГДЕ СРЕДИ ПАМПАСОВ БЕГАЮТ БИЗОНЫ
Во-первых, чего стоят придуманные Шекспиром главные герои: афинский герцог Тезей (артист Леонид Всеволодский) и царица амазонок, Ипполита его невеста (Татьяна Максимова). Вопиющая демонстративная неувязка. Откуда в эллинских Афинах взяться средневековому западноевропейскому титулу «герцог»? Тезей был царем и, к слову, завоевал весьма неблаговидную репутацию во второй половине своего жизненного пути. Надо полагать, под герцогским титулом изображен - кстати, тоже не очень лестными штрихами - реальный заказчик-вельможа. Что наводит на такую мысль? Да ведь третья сюжетная линия представляет собой рассказ о том, как мастеровой люд безыскусно сочиняет для свадьбы Тезея и Ипполиты напыщенную трагедию: вот ведь чье творчество - прямо и нелицеприятно указывает драматург - достойна вкушать знать на своих семейных торжествах. Трагедию от медника Рыло, да пролог к ней от портного Заморыша, а вовсе не произведения известнейшего мастера драматургии. И сама представляемая в пьесе постановка городских ремесленников - это злая пародия, жестоко иронизирующая по поводу примитивных вкусов снобов, власть предержащих.
Позвольте, а невеста Ипполита откуда? Вообще-то царица амазонок из эллинской мифологии пала от руки Геракла, будучи еще незамужней. Так что особой привязки к древним сюжетам здесь искать не стоит. От эпической героини взято лишь имя, в переводе с древнегреческого - «распрягающая коня». Ну, а тогда кто же конь? Вот то-то… В данном случае эзоповы издевки драматурга очевидны. А древняя Греция - всего лишь их искусный камуфляж.
К тому ж и эльфы, и феи к Элладе вообще никакого отношения не имеют. Как, кстати, и к Англии. Это драматург проехался по захлестнувшему английскую элиту модному увлечению циклом старофранцузских поэм о Гуоне Бордосском: именно оттуда приглашены в комедию Шекспира Оберон (Андрей Кузин) и Титания (Анна Антонова), царь и царица фей и эльфов. Вот такая милая смесь: Эллада, Афины, амазонки, эльфы, феи, ремесленники, лев - всё в одном флаконе. Весь этот изумительный винегрет напоминает песню, которую в одной из киноверсий «Двенадцати стульев» Остап Бендер пел вдове Грицацуевой. «Где среди пампасов бегают бизоны, а над баобабами закаты словно кровь, жил пират угрюмый в дебрях Амазонки»… Вот примерно такая же издевательская пародия на малограмотное дурновкусие, возводимое в ранг аристократической изысканности, реализуется и в пьесе Шекспира.
А теперь скажите - можно ли ко всему этому относиться с величавой серьезностью: классика, мол?
РЕЖИССЕР В АМПЛУА ЭЛЬФА
Да, совсем забыл. Заводила в этой пьесе - проказливый эльф Плутишка Робин (Василий Бабаев). Надо отметить, что это как раз - фольклорный персонаж чисто английского разлива, что-то среднее между домовым и кикиморой русских сказок. Ба, да уж не с этим ли шаловливым волшебником ассоциирует себя сам драматург, затейливо скрутивший единым узлом три совершенно разных сюжета?
Вот Франк Бертье и не стал ставить себя и артистов в то смешное положение, в какое поставил своих именитых заказчиков Вильям Шекспир. Режиссер вместе с драматическим коллективом создал веселое задорное увлекательное действо, в котором пародийность и издевка удачно сочетаются с самыми разнообразными человеческими чувствами: злобой, завистью, разгильдяйством, несдержанностью. Ведь в свете вышесказанного нельзя ожидать, что именно в этой пьесе Шекспира речь пойдет о непреходящих философских ценностях и мировых проблемах.
Так что режиссер и сам порой поступает как Плутишка Робин. И его, как эльфа-шутника, самого слегка заносит на поворотах. Так, Эгею (Антону Ещиганову) расшалившийся эльф-режиссер вдруг надевает грим Адольфа Гитлера. К чему? Или чтобы показать, что французам тоже не чужда память о близящейся годовщине Великой Победы? Но почему тогда имидж Гитлера достается именно распорядителю празднеств при дворе герцога, вполне стереотипному для средневековой драматургии отцу юной девы? Или это персональный выпад Франка Бертье против лица, которое осталось нам неизвестно? Или просто неприхотливая проказа в духе шалуна Робина? Непонятно, одним словом. Туманны и интермедии в кабаре, которые добавляют к и без того слоеному сюжетному пирогу еще один слой начинки. Впрочем, интермедийное кабаре больше напоминает классический публичный дом пятидесятых, знакомый нам по европейским фильмам эпохи неореализма. Тогда партийные идеологи изредка позволяли советскому кинопрокату обращаться к убедительной демонстрации отвратительного разложения буржуазного общества. Стыдно, но вынужден признать, что сегодня функция кабаре в постановке по Шекспиру мне лично так и осталась непонятной.
Замечу: в данном случае «непонятно» - вовсе не значит «излишне». Все это отнюдь не мешает восприятию, не разрывает цельность течения пьесы. И даже, несмотря на нововведенное в спектакль кабаре-бордель, режиссер умудряется удерживать повествование в рамках приличий, не выходя за грань вполне допустимой фривольности. Это несомненный плюс, особенно на фоне последних экспериментов сахалинского театра.
А вот что мне было абсолютно понятно и понравилось безо всяких оговорок - так это роль, доставшаяся Елене Бастрыгиной. Ее героиня Елена оказывается в очень непростой психологической ситуации. И бог мой - как верно и наглядно изображает актриса переживания несчастной влюбленной, которой и внезапная ответная любовь Деметрия (Константин Кузнецов) - щедрый подарок добродушного царя эльфов - кажется издевательством. Невольно начинаешь сопереживать, хотя и помнишь, что это всего лишь театр показа, театр демонстрации чувств.
ЦЕЛЬ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ
Но вовсе не в обиду другим артистам упомянул я Елену Бастрыгину особо. Как всегда, понравились все: я в очередной раз мог убедиться, что наша труппа (а в спектакле задействовано 17 актеров) имеет достойный профессиональный уровень. Великолепен проказник Робин. Правда, Василий Бабаев по режиссерской воле иногда чересчур увлекается напыщенной декламацией шекспировских текстов. Сбиваясь на декламационные каноны героической антрепризы, он порой вступает в конфликт как с созданным им образом, так и с общей концепцией спектакля.
А вот ансамбль мастеровых, возглавляемых замечательными мастерами своего дела Кларой Кисенковой (плотник Клин) и Андреем Кошелевым (ткач Моток) - опять таки по воле режиссера - не всегда оказываются в выигрыше. Они - драматические актеры - разыгрывают откровенную манежную клоунаду. А для клоунады-то профессиональных цирковых навыков как раз и не хватает. Так что местами затянутые мизансцены, полные показной суетливости коверных, оказываются скучноваты для восприятия. Но иногда режиссер позволяет сменить клоунскую игру на актерскую… И зал в ответ взрывается смехом и восторженными аплодисментами.
Овациями, встав с мест, зрители провожал артистов со сцены в конце спектакля. Но я бы на месте коллектива не очень обольщался. Все-таки в ходе спектакля, даже в финале первого действия зрители были весьма скупы на аплодисменты. Так что в прощальной реакции зала присутствовал изрядный аванс на будущее. Зрители как бы напутствовали наш театр: мол, верной дорогой идете, товарищи. Но все-таки к цели еще не пришли, не забывайте.
Впрочем, верно выбранная дорога тоже немалого стоит.
Спектакль по пьесе Шекспира вызвал бурные споры. Действительно, новая постановка «Чехов-центра» под режиссерским управлением французского гастролера Франка Бертье получилась неровной и местами спорной, но несомненно - интересной. Если прислушаться к мнениям публики, то противники в качестве аргумента за пазухой держали лишь довольно неопределенный упрек: «мол, нельзя издеваться над классикой».
Похоже, приверженцев классического консерватизма в основном смущало само имя великого драматурга, на которого посмели замахнуться провинциальные театралы. И блюстители классики не особо задумывались: что же это за пьеса, о чем она, и намного ли «осовременил» ее французский режиссер.
Начнем с того, что Франк Бертье продемонстрировал нам чистую режиссуру театра показа, в общем-то, до сих пор не всеми одобряемую в России в применении к средневековым авторам. Но особой новизной его режиссерская демонстрация вовсе не блещет. Наоборот, в работе доминирует строгая приверженность канонам основателя данного театрального стиля Бертольда Брехта. Впрочем, я, кажется, забегаю вперед.
Давайте сначала разберемся с самой пьесой.
Немалое количество шекспироведов всего мира склоняется к мысли о том, что пьеса «Сон в летнюю ночь» была заказана великому драматургу и руководителю лондонского театра «Глобус» к реальной свадьбе большого вельможи того времени и даже, возможно, члена палаты пэров английского парламента. Нетрудно представить, как это выглядело. Шустрые ребята из команды вельможи настоятельно порекомендовали драматургу в два-три дня явить новое произведение, что для него, несомненно, не составит труда. Мол, пьески писать - не государством управлять. А иначе, дескать, сэр пэр очень огорчится, что, несомненно, отольется горькими слезами и самому Шекспиру и всему его театру.
Делать нечего, пришлось браться за перо - в условиях жесткого цейтнота и отсутствия под рукой базового сюжетного материала, хотя бы такого, как старинное датское предание о принце Гамлете. Это и заставило драматурга, чтобы заполнить пять актов, наслоить одна на другую аж три сюжетных линии: историю из жизни царственных особ, историю из жизни фей и эльфов, да еще приплюсовать историю из жизни ремесленного люда.
Но Вильям Джонович, воспитанный на городской демократии (его отец был отнюдь не последним перчаточником в своем городке и даже как-то избирался там мэром), характер имел еще тот. Хотя «халтуру» поневоле пришлось исполнять в неприлично сжатые сроки, ехидный комедиограф все же успел превратить ее в издевку над заказчиком. Дело, конечно, опасное. Но, похоже, Шекспир был уверен: тупой пэр ни о чем не догадается. Посмеются лишь умные. Тихонько, без огласки. Так и получилось. Смеха для понимающих вышло изрядно. Но обошлось без излишнего шума.
ГДЕ СРЕДИ ПАМПАСОВ БЕГАЮТ БИЗОНЫ
Во-первых, чего стоят придуманные Шекспиром главные герои: афинский герцог Тезей (артист Леонид Всеволодский) и царица амазонок, Ипполита его невеста (Татьяна Максимова). Вопиющая демонстративная неувязка. Откуда в эллинских Афинах взяться средневековому западноевропейскому титулу «герцог»? Тезей был царем и, к слову, завоевал весьма неблаговидную репутацию во второй половине своего жизненного пути. Надо полагать, под герцогским титулом изображен - кстати, тоже не очень лестными штрихами - реальный заказчик-вельможа. Что наводит на такую мысль? Да ведь третья сюжетная линия представляет собой рассказ о том, как мастеровой люд безыскусно сочиняет для свадьбы Тезея и Ипполиты напыщенную трагедию: вот ведь чье творчество - прямо и нелицеприятно указывает драматург - достойна вкушать знать на своих семейных торжествах. Трагедию от медника Рыло, да пролог к ней от портного Заморыша, а вовсе не произведения известнейшего мастера драматургии. И сама представляемая в пьесе постановка городских ремесленников - это злая пародия, жестоко иронизирующая по поводу примитивных вкусов снобов, власть предержащих.
Позвольте, а невеста Ипполита откуда? Вообще-то царица амазонок из эллинской мифологии пала от руки Геракла, будучи еще незамужней. Так что особой привязки к древним сюжетам здесь искать не стоит. От эпической героини взято лишь имя, в переводе с древнегреческого - «распрягающая коня». Ну, а тогда кто же конь? Вот то-то… В данном случае эзоповы издевки драматурга очевидны. А древняя Греция - всего лишь их искусный камуфляж.
К тому ж и эльфы, и феи к Элладе вообще никакого отношения не имеют. Как, кстати, и к Англии. Это драматург проехался по захлестнувшему английскую элиту модному увлечению циклом старофранцузских поэм о Гуоне Бордосском: именно оттуда приглашены в комедию Шекспира Оберон (Андрей Кузин) и Титания (Анна Антонова), царь и царица фей и эльфов. Вот такая милая смесь: Эллада, Афины, амазонки, эльфы, феи, ремесленники, лев - всё в одном флаконе. Весь этот изумительный винегрет напоминает песню, которую в одной из киноверсий «Двенадцати стульев» Остап Бендер пел вдове Грицацуевой. «Где среди пампасов бегают бизоны, а над баобабами закаты словно кровь, жил пират угрюмый в дебрях Амазонки»… Вот примерно такая же издевательская пародия на малограмотное дурновкусие, возводимое в ранг аристократической изысканности, реализуется и в пьесе Шекспира.
А теперь скажите - можно ли ко всему этому относиться с величавой серьезностью: классика, мол?
РЕЖИССЕР В АМПЛУА ЭЛЬФА
Да, совсем забыл. Заводила в этой пьесе - проказливый эльф Плутишка Робин (Василий Бабаев). Надо отметить, что это как раз - фольклорный персонаж чисто английского разлива, что-то среднее между домовым и кикиморой русских сказок. Ба, да уж не с этим ли шаловливым волшебником ассоциирует себя сам драматург, затейливо скрутивший единым узлом три совершенно разных сюжета?
Вот Франк Бертье и не стал ставить себя и артистов в то смешное положение, в какое поставил своих именитых заказчиков Вильям Шекспир. Режиссер вместе с драматическим коллективом создал веселое задорное увлекательное действо, в котором пародийность и издевка удачно сочетаются с самыми разнообразными человеческими чувствами: злобой, завистью, разгильдяйством, несдержанностью. Ведь в свете вышесказанного нельзя ожидать, что именно в этой пьесе Шекспира речь пойдет о непреходящих философских ценностях и мировых проблемах.
Так что режиссер и сам порой поступает как Плутишка Робин. И его, как эльфа-шутника, самого слегка заносит на поворотах. Так, Эгею (Антону Ещиганову) расшалившийся эльф-режиссер вдруг надевает грим Адольфа Гитлера. К чему? Или чтобы показать, что французам тоже не чужда память о близящейся годовщине Великой Победы? Но почему тогда имидж Гитлера достается именно распорядителю празднеств при дворе герцога, вполне стереотипному для средневековой драматургии отцу юной девы? Или это персональный выпад Франка Бертье против лица, которое осталось нам неизвестно? Или просто неприхотливая проказа в духе шалуна Робина? Непонятно, одним словом. Туманны и интермедии в кабаре, которые добавляют к и без того слоеному сюжетному пирогу еще один слой начинки. Впрочем, интермедийное кабаре больше напоминает классический публичный дом пятидесятых, знакомый нам по европейским фильмам эпохи неореализма. Тогда партийные идеологи изредка позволяли советскому кинопрокату обращаться к убедительной демонстрации отвратительного разложения буржуазного общества. Стыдно, но вынужден признать, что сегодня функция кабаре в постановке по Шекспиру мне лично так и осталась непонятной.
Замечу: в данном случае «непонятно» - вовсе не значит «излишне». Все это отнюдь не мешает восприятию, не разрывает цельность течения пьесы. И даже, несмотря на нововведенное в спектакль кабаре-бордель, режиссер умудряется удерживать повествование в рамках приличий, не выходя за грань вполне допустимой фривольности. Это несомненный плюс, особенно на фоне последних экспериментов сахалинского театра.
А вот что мне было абсолютно понятно и понравилось безо всяких оговорок - так это роль, доставшаяся Елене Бастрыгиной. Ее героиня Елена оказывается в очень непростой психологической ситуации. И бог мой - как верно и наглядно изображает актриса переживания несчастной влюбленной, которой и внезапная ответная любовь Деметрия (Константин Кузнецов) - щедрый подарок добродушного царя эльфов - кажется издевательством. Невольно начинаешь сопереживать, хотя и помнишь, что это всего лишь театр показа, театр демонстрации чувств.
ЦЕЛЬ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ
Но вовсе не в обиду другим артистам упомянул я Елену Бастрыгину особо. Как всегда, понравились все: я в очередной раз мог убедиться, что наша труппа (а в спектакле задействовано 17 актеров) имеет достойный профессиональный уровень. Великолепен проказник Робин. Правда, Василий Бабаев по режиссерской воле иногда чересчур увлекается напыщенной декламацией шекспировских текстов. Сбиваясь на декламационные каноны героической антрепризы, он порой вступает в конфликт как с созданным им образом, так и с общей концепцией спектакля.
А вот ансамбль мастеровых, возглавляемых замечательными мастерами своего дела Кларой Кисенковой (плотник Клин) и Андреем Кошелевым (ткач Моток) - опять таки по воле режиссера - не всегда оказываются в выигрыше. Они - драматические актеры - разыгрывают откровенную манежную клоунаду. А для клоунады-то профессиональных цирковых навыков как раз и не хватает. Так что местами затянутые мизансцены, полные показной суетливости коверных, оказываются скучноваты для восприятия. Но иногда режиссер позволяет сменить клоунскую игру на актерскую… И зал в ответ взрывается смехом и восторженными аплодисментами.
Овациями, встав с мест, зрители провожал артистов со сцены в конце спектакля. Но я бы на месте коллектива не очень обольщался. Все-таки в ходе спектакля, даже в финале первого действия зрители были весьма скупы на аплодисменты. Так что в прощальной реакции зала присутствовал изрядный аванс на будущее. Зрители как бы напутствовали наш театр: мол, верной дорогой идете, товарищи. Но все-таки к цели еще не пришли, не забывайте.
Впрочем, верно выбранная дорога тоже немалого стоит.
х х х
