Русские мадонны
МАДОННА ПОДРАЗУМЕВАЕТ СВЯТОСТЬ
Множество книг, кинолент, пьес и полотен посвящено подвигу наших воинов на фронтах Великой Отечественной войны. И куда более скромно отражена в русском искусстве тема тружеников тыла: тех, кто провожал солдат на фронт и оставался в холодном и голодном тылу ковать оружие победы. В основном это были женщины и дети. Кроме того, целые области, отданные врагу на первых порах войны в растерянности советского политического руководства попадали в оккупацию. И оставленные в тылу жители переживали порой участь более горькую, чем плен. Но возвращалась назад советская власть и без стеснения перекладывала свою собственную вину на плечи рядовых граждан. Анкетное клеймо «был в оккупации» перечеркивало все достоинства и подвиги человека. А ведь войну выиграли не Сталин, не Жуков - весь народ: своим беззаветным служением Родине. И чтобы один солдат мог воевать, в тылу должны были день и ночь трудиться 130 человек, обеспечивая его хлебом, одеждой, патронами. И освобожденные от оккупации местности вновь становились трудовым героическим тылом.
Отрадно, что режиссер молодежного театра «Нэртис + TV» Лилия Шурыгина, подготовив с коллективом своего театра спектакль к юбилею Победы (его премьера состоялась в областном центре 12 мая), не пошла по накатанной «фронтовой» дорожке. Постановка по произведению известного отечественного писателя Юрия Нагибина рассказывает о женщинах русской деревни, проводивших на фронт мужей и сыновей и оставленных во время отступления красной армии на растерзание оккупантам. Потом, после освобождения земель колхоза от захватчиков, женщины на своих хрупких плечах восстанавливали колхозное хозяйство. Сами впрягались в бороны вместо павших лошадей, недоедали и недосыпали, но сумели накормить страну, разрушенную войной.
Постановку свою Лилия Шурыгина назвала «Русские мадонны». Текстовым материалом для нее послужил кинороман, написанный Юрием Нагибиным в середине 60-х годов. Тогда писатель и сам предложил для своего произведения именно это название. Оно не было принято советской цензурой по идеологическим соображениям. Ведь само слово «мадонна» подразумевает святость тех, в отношении кого произнесено. Но признавать святой подвиг тружениц тыла к тому же проживающих на территории подвергшейся временной оккупации, идеологи советского государства не пожелали. Хорошо еще, что сценарий не был совсем отвергнут. В 1968 году на экраны страны вышел - и сразу же стал лидером кинопроката - фильм по нему под названием «Бабье царство». После чего тема вновь на долгие годы попала под особое неудовольствие цензуры.
ЭФФЕКТ СОПЕРЕЖИВАНИЯ
«Нэртис + TV является той формой служения Мельпомене, что во всем мире принято называть «любительскими театрами». Большей частью именно они поддерживают на плаву театральное искусство, потому что профессиональный театр зачастую не выдерживает конкуренции с кино и эстрадой. Этот термин, кстати, относится вовсе не к уровню работы артистов и режиссера, а лишь к тому, что театральная деятельность не является для коллектива основной. В этом есть и свои несомненные плюсы. В постановке «Русские мадонны» с первых же мгновений начинаешь ощущать то, что порой теряется на профессиональной сцене сахалинской областной драмы - здесь присутствует та незримая субстанция, которую принято называть душой, хотя толком ни один философ не знает: что это такое. И происходящее на сцене сразу же берет за живое, властно заставляет сопереживать.
Как описать то, что видишь перед собой? Это как бы набор стремительно чередующихся живых картинок, иллюстрирующих жизнь оставшейся без мужиков деревни в беспросветные дни отступления красной армии и оккупации, в тяжелое время восстановления хозяйства, в трудные минуты борьбы с победителями. Да, да. Ведь вернулись воины с фронтов. Встретили их - доблестных героев - как полагается. Так пора б теперь и за работу браться, а им - победителям - в навозе да черноземе ковыряться душа не лежит. Воевали, небось, лихо - пора б и на лаврах поваляться от души. Но не тут то было: русские мадонны тоже закалялись в невзгодах. Хотя и встретили героев ласково, но спуску им не дадут.
Главную роль, бабьей заводилы Надежды Крыченковой, ставшей председателем колхоза после освобождения его от оккупантов, исполняет Валентина Шурыгина. И к ее героине сразу же проникаешься безоговорочной симпатией: настолько убедительно сумела артистка показать великую душу русской женщины. У ее героини судьба особо тяжела. И муж не вернулся с войны и несовершеннолетний сын Колька (Алексей Солдатов), избитый деревенским полицаем (Николай Макеров) в беспамятстве погибает, попадает под автоматную очередь немецкого часового. Но душевных сил хватило женщине чтобы и самой выстоять и односельчанок сплотить вокруг себя.
Кстати, очень интересен образ созданный Макеровым. Нас долгое время приучали к тому, что полицай - это всегда что-то злобное, мелкое и главное - очень ничтожное. Но герой Николая Макерова Большов предстает вполне состоявшейся личностью, имеющей свою твердую позицию. И когда приходит час расплаты, он встречает его достойно.
Еще одна роль, что все время отзывалась в глубине сознания трепетным резонансом, это Настя, которую играет Марина Сорокина. Тут сценарист поднял совершенно непривычную для советского менталитета тему. А ведь и начинается спектакль тем, что где-то за кулисами гитлеровец хочет изнасиловать малолетнюю девчонку. И молодица Настя жертвует собой - предлагает, спасая девчонку, свое тело распалившемуся похотью немцу. Разумеется - все это происходит вне сценического пространства. Лилия Шурыгина не купилась на ставшую сегодня модной возможность натурализовать определенные сцены ради привлечения зрителя. Сделать так означало бы - покривить душой. Ведь режиссер трактует этот эпизод как светлый чистый подвиг молодой женщины. И ни у кого из зрителей не вызывает сомнения подобная трактовка. Характерна и финальная сцена спектакля. Когда Жан Петриченко (Владимир Лепилов), вернувшийся в село фронтовик, оскорбляет Настю, односельчане единодушным решением изгоняют оскорбителя и поддержавшую его жену - ведь их подлые слова едва не привели к трагедии - Настя попыталась наложить на себя руки.
НАВОЙНЕ КОМЕДИИ НЕ МЕСТО
По меркам советской идеологии женщина, добровольно отдавшая себя вражескому солдату не может в позитивном плане быть противопоставлена советскому воину, дошедшему до Берлина. Это кощунство и ересь. Однако спектакль заставляет глубоко задуматься над тем - в чем же кроется истинный героизм, переосмыслить некоторые ценности.
К слову сказать, в фильме «Бабье царство» роль Петриченко исполняет яркий комедийный актер Роман Ткачук. Комедия привносится там в действие, думается, специально для того чтобы смягчить идеологическую ересь, описанного выше противостояния, низвести ее до грубой шутки.
В спектакле же Лилии Шурыгиной, освобожденном от идеологического гнета, комедийных нот не присутствует вообще. Война предстает во всей страшной неприглядности. И сурово смотрят глаза огромного образа Божьей матери, расположенного по центру сцены. Но это - вовсе не религиозный символ. Это скорее символ святости русской женщины, прошедшей через все мыслимые испытания и выдержавшей их.
Удивительное ощущение вызывают младшие участники спектакля. Совсем маленькие артисты Володя Шубенков и Тема Коткин (Ванька и Петька) держатся на сцене уверенно и без зажимов, наравне со взрослыми.
Очень своеобразно стилистическое решение спектакля. С одной стороны это строгое, почти камерное исполнение отдельных сцен, составляющих действие. А с другой - прерывистость самого действия, стремительно меняющиеся как в калейдоскопе, картинки, представляющие корпускулярный поток сознания. Все вместе сливается в уникальный синтетический стиль, цель которого - заставить зрителя пережить вместе с актерами в течение стремительного полуторачасового действия несколько лет тяжелого военного и послевоенного прошлого. В сущности, русскому традиционному театру подобная синтетика отнюдь не присуще. Возможно, подобная традиция берет начало от театра итальянца Вивиани или чеха Чапека. А вот применение ее на отечественной сцене зачастую кажется чужеродным. Но только не в этот раз. Здесь все построение мне показалось оправданным. Кроме, пожалуй, одного момента. Слишком часто эпизоды перемежаются пением и переплясом героинь. Они несут в основном техническую интермедийную нагрузку и предназначены для того, чтобы отделять одну картинку от другой. Сначала возникает и смысловой символ: ведь песня и танец всегда позволяли русскому народу успешней справляться с любой бедой. Но через некоторое время повторяющиеся переплясы вместо объединения сквозного действия, наоборот начинают его дробить на отдельные фрагменты и местами начинает нарушаться цельность повествования. Впрочем, это не столь уж значительный недостаток. Потому что в любом случае спектакль смотрится на одном дыхании. И стремительно развивающееся действие не позволяет оторвать глаз от сцены. Новая работа стала несомненным успехом молодого театра.
Множество книг, кинолент, пьес и полотен посвящено подвигу наших воинов на фронтах Великой Отечественной войны. И куда более скромно отражена в русском искусстве тема тружеников тыла: тех, кто провожал солдат на фронт и оставался в холодном и голодном тылу ковать оружие победы. В основном это были женщины и дети. Кроме того, целые области, отданные врагу на первых порах войны в растерянности советского политического руководства попадали в оккупацию. И оставленные в тылу жители переживали порой участь более горькую, чем плен. Но возвращалась назад советская власть и без стеснения перекладывала свою собственную вину на плечи рядовых граждан. Анкетное клеймо «был в оккупации» перечеркивало все достоинства и подвиги человека. А ведь войну выиграли не Сталин, не Жуков - весь народ: своим беззаветным служением Родине. И чтобы один солдат мог воевать, в тылу должны были день и ночь трудиться 130 человек, обеспечивая его хлебом, одеждой, патронами. И освобожденные от оккупации местности вновь становились трудовым героическим тылом.
Отрадно, что режиссер молодежного театра «Нэртис + TV» Лилия Шурыгина, подготовив с коллективом своего театра спектакль к юбилею Победы (его премьера состоялась в областном центре 12 мая), не пошла по накатанной «фронтовой» дорожке. Постановка по произведению известного отечественного писателя Юрия Нагибина рассказывает о женщинах русской деревни, проводивших на фронт мужей и сыновей и оставленных во время отступления красной армии на растерзание оккупантам. Потом, после освобождения земель колхоза от захватчиков, женщины на своих хрупких плечах восстанавливали колхозное хозяйство. Сами впрягались в бороны вместо павших лошадей, недоедали и недосыпали, но сумели накормить страну, разрушенную войной.
Постановку свою Лилия Шурыгина назвала «Русские мадонны». Текстовым материалом для нее послужил кинороман, написанный Юрием Нагибиным в середине 60-х годов. Тогда писатель и сам предложил для своего произведения именно это название. Оно не было принято советской цензурой по идеологическим соображениям. Ведь само слово «мадонна» подразумевает святость тех, в отношении кого произнесено. Но признавать святой подвиг тружениц тыла к тому же проживающих на территории подвергшейся временной оккупации, идеологи советского государства не пожелали. Хорошо еще, что сценарий не был совсем отвергнут. В 1968 году на экраны страны вышел - и сразу же стал лидером кинопроката - фильм по нему под названием «Бабье царство». После чего тема вновь на долгие годы попала под особое неудовольствие цензуры.
ЭФФЕКТ СОПЕРЕЖИВАНИЯ
«Нэртис + TV является той формой служения Мельпомене, что во всем мире принято называть «любительскими театрами». Большей частью именно они поддерживают на плаву театральное искусство, потому что профессиональный театр зачастую не выдерживает конкуренции с кино и эстрадой. Этот термин, кстати, относится вовсе не к уровню работы артистов и режиссера, а лишь к тому, что театральная деятельность не является для коллектива основной. В этом есть и свои несомненные плюсы. В постановке «Русские мадонны» с первых же мгновений начинаешь ощущать то, что порой теряется на профессиональной сцене сахалинской областной драмы - здесь присутствует та незримая субстанция, которую принято называть душой, хотя толком ни один философ не знает: что это такое. И происходящее на сцене сразу же берет за живое, властно заставляет сопереживать.
Как описать то, что видишь перед собой? Это как бы набор стремительно чередующихся живых картинок, иллюстрирующих жизнь оставшейся без мужиков деревни в беспросветные дни отступления красной армии и оккупации, в тяжелое время восстановления хозяйства, в трудные минуты борьбы с победителями. Да, да. Ведь вернулись воины с фронтов. Встретили их - доблестных героев - как полагается. Так пора б теперь и за работу браться, а им - победителям - в навозе да черноземе ковыряться душа не лежит. Воевали, небось, лихо - пора б и на лаврах поваляться от души. Но не тут то было: русские мадонны тоже закалялись в невзгодах. Хотя и встретили героев ласково, но спуску им не дадут.
Главную роль, бабьей заводилы Надежды Крыченковой, ставшей председателем колхоза после освобождения его от оккупантов, исполняет Валентина Шурыгина. И к ее героине сразу же проникаешься безоговорочной симпатией: настолько убедительно сумела артистка показать великую душу русской женщины. У ее героини судьба особо тяжела. И муж не вернулся с войны и несовершеннолетний сын Колька (Алексей Солдатов), избитый деревенским полицаем (Николай Макеров) в беспамятстве погибает, попадает под автоматную очередь немецкого часового. Но душевных сил хватило женщине чтобы и самой выстоять и односельчанок сплотить вокруг себя.
Кстати, очень интересен образ созданный Макеровым. Нас долгое время приучали к тому, что полицай - это всегда что-то злобное, мелкое и главное - очень ничтожное. Но герой Николая Макерова Большов предстает вполне состоявшейся личностью, имеющей свою твердую позицию. И когда приходит час расплаты, он встречает его достойно.
Еще одна роль, что все время отзывалась в глубине сознания трепетным резонансом, это Настя, которую играет Марина Сорокина. Тут сценарист поднял совершенно непривычную для советского менталитета тему. А ведь и начинается спектакль тем, что где-то за кулисами гитлеровец хочет изнасиловать малолетнюю девчонку. И молодица Настя жертвует собой - предлагает, спасая девчонку, свое тело распалившемуся похотью немцу. Разумеется - все это происходит вне сценического пространства. Лилия Шурыгина не купилась на ставшую сегодня модной возможность натурализовать определенные сцены ради привлечения зрителя. Сделать так означало бы - покривить душой. Ведь режиссер трактует этот эпизод как светлый чистый подвиг молодой женщины. И ни у кого из зрителей не вызывает сомнения подобная трактовка. Характерна и финальная сцена спектакля. Когда Жан Петриченко (Владимир Лепилов), вернувшийся в село фронтовик, оскорбляет Настю, односельчане единодушным решением изгоняют оскорбителя и поддержавшую его жену - ведь их подлые слова едва не привели к трагедии - Настя попыталась наложить на себя руки.
НАВОЙНЕ КОМЕДИИ НЕ МЕСТО
По меркам советской идеологии женщина, добровольно отдавшая себя вражескому солдату не может в позитивном плане быть противопоставлена советскому воину, дошедшему до Берлина. Это кощунство и ересь. Однако спектакль заставляет глубоко задуматься над тем - в чем же кроется истинный героизм, переосмыслить некоторые ценности.
К слову сказать, в фильме «Бабье царство» роль Петриченко исполняет яркий комедийный актер Роман Ткачук. Комедия привносится там в действие, думается, специально для того чтобы смягчить идеологическую ересь, описанного выше противостояния, низвести ее до грубой шутки.
В спектакле же Лилии Шурыгиной, освобожденном от идеологического гнета, комедийных нот не присутствует вообще. Война предстает во всей страшной неприглядности. И сурово смотрят глаза огромного образа Божьей матери, расположенного по центру сцены. Но это - вовсе не религиозный символ. Это скорее символ святости русской женщины, прошедшей через все мыслимые испытания и выдержавшей их.
Удивительное ощущение вызывают младшие участники спектакля. Совсем маленькие артисты Володя Шубенков и Тема Коткин (Ванька и Петька) держатся на сцене уверенно и без зажимов, наравне со взрослыми.
Очень своеобразно стилистическое решение спектакля. С одной стороны это строгое, почти камерное исполнение отдельных сцен, составляющих действие. А с другой - прерывистость самого действия, стремительно меняющиеся как в калейдоскопе, картинки, представляющие корпускулярный поток сознания. Все вместе сливается в уникальный синтетический стиль, цель которого - заставить зрителя пережить вместе с актерами в течение стремительного полуторачасового действия несколько лет тяжелого военного и послевоенного прошлого. В сущности, русскому традиционному театру подобная синтетика отнюдь не присуще. Возможно, подобная традиция берет начало от театра итальянца Вивиани или чеха Чапека. А вот применение ее на отечественной сцене зачастую кажется чужеродным. Но только не в этот раз. Здесь все построение мне показалось оправданным. Кроме, пожалуй, одного момента. Слишком часто эпизоды перемежаются пением и переплясом героинь. Они несут в основном техническую интермедийную нагрузку и предназначены для того, чтобы отделять одну картинку от другой. Сначала возникает и смысловой символ: ведь песня и танец всегда позволяли русскому народу успешней справляться с любой бедой. Но через некоторое время повторяющиеся переплясы вместо объединения сквозного действия, наоборот начинают его дробить на отдельные фрагменты и местами начинает нарушаться цельность повествования. Впрочем, это не столь уж значительный недостаток. Потому что в любом случае спектакль смотрится на одном дыхании. И стремительно развивающееся действие не позволяет оторвать глаз от сцены. Новая работа стала несомненным успехом молодого театра.
х х х
