Черная невеста

Французский драматург середины прошлого века Жан Ануй пользуется мировой славой. К сонму классиков родная отечественная критика его, правда, так и не причислила. Но, тем не менее, статус пьес Ануя остается где-то близок к классическому. Они прочно занимают места в театральных учебных хрестоматии практически по всему цивилизованному миру.
Но при этом французский драматург Жан Ануй не пользуется особой популярностью среди практикующих российских режиссеров. Его драматургия сложна, проблемна, излишне ассоциативна. И главное - требует особенного зрителя, способного воспринимать символы, иносказания, контекст. Зрителя, у которого кроме желания отдохнуть на спектакле, еще остается желание окунуться в волшебный мир творчества, у кого есть способность сопереживать происходящему. Так что для режиссера обращение к творчеству Ануя - это каждый раз громадный риск.

ШОК С ПРИЯТНЫМ ОТТЕНКОМ
И особенно непредсказуем может быть результат, если за подобную постановку берется молодой театральный коллектив, не имеющий ни материальных возможностей, ни финансовых средств для регулярных премьер. По сути - народный театр.
Правда, сами народные театры закончили в России свое существование как класс. На смену им приходят так называемые творческие лаборатории. Такова автономная некоммерческая организация «Международная творческая лаборатория «НЭРТИС+TV», которой руководит режиссер Лилия Шурыгина.
Что представляет собой новая организационная форма? Это, конечно, уже не самодеятельность. Но еще и не профессиональный коллектив. Такое вот эфемерно-переходное состояние, которое может закончиться ничем, а может завершиться созданием полномасштабного профессионального театра. В данном случае хотелось бы, конечно, надеяться на последнее… Но не буду забегать вперед.
Итак, в конце апреля в корсаковском МУ РКДЦ «Океан» состоялась премьера спектакля по пьесе Жана Ануя «Черная невеста», поставленного силами коллектива «НЭРТИС+TV». А накануне первомайских праздников, актеры НЭРТИСА сыграли эту пьесу для жителей областного центра. ПРЕМЬЕРНЫЙ южносахалинский показ состоялся на сцене Дома офицеров.
Честно скажу, я был не готов к такому повороту событий. Коллега, передавший мне поступившее по телефону приглашение на премьеру, забыл сказать: что именно собирается играть неизвестный мне коллектив. И когда я увидел афишу перед входом, я испытал шок. В первую очередь оттого, что в сегодняшней коммерческой России вдруг кому-то оказалось нужным очень непростое психологическое творчество французского драматурга, крайне далекого как от политики, так и от коммерции. Драматурга трагического, начисто лишенного чувства юмора. Возможно, оттого он и не прослыл классиком у себя на родине, что критики тоже порой отдают предпочтение драматургам, умеющим и повеселить. Да полно! Если он даже и нужен театральному коллективу, собравшему под своей сенью изощренных интеллектуалов, то публику-то откуда брать?
И в зале - еще один шок. Практически аншлаг. Причем - заметьте - среди зрителей в основном молодежь, которую мы так традиционно привыкли считать способной реагировать лишь на заднепроходные шутки «Камеди клаба». Опять забегая вперед, скажу, что эта самая молодежь вела себя в зале очень достойно, старательно вникая в сложные кружева разворачивающегося перед ними психологического символизма. И если в первом действии молодые еще пытались извлечь юмор из незнакомых для себя ситуаций, то во втором акте в зале установилась полная тишина сопереживания.
Надо сказать, что Ануй сложен еще и потому, что он - вне времени, пространства, наций. Весь его яростный мир - синтетичен и очень условен. Хотя - вот коварная западня для режиссеров - персонажи его пьес поначалу кажутся абсолютно реальными и приземленными. Этой самой ловушки успешно избежала режиссер-постановщик Лилия Шурыгина. И - на удивление для меня - символическую условность происходящего очень верно приняли актеры. Они вовсе не пытались изображать натуралистичных французских пейзан, как, казалось бы, диктовала нехитрая фабула пьесы.

ВПРОЧЕМ, О ФАБУЛЕ.
Итак, в деревне на северном побережье Франции живет отец некоего семейства (Александр Свинин). Он давно уже прожил все значительные моменты своей жизни и ищет теперь утешения только в вине. Его сын Люсьен (Николай Макеров), от которого ушла жена, топит тоску в том же самом напитке. Его дочь Жанетта (Валентина Шурыгина), девица достаточно легкого поведения, пропадает у любовника. И вот в эту «глухую дыру», в это депрессивное вымирающее поселение добропорядочная сестра Люсьена и Жанетты, Юлия (Марина Помойницкая) вынуждена привезти своего жениха Фридерика (Евгения Горючкина) и свою будущую свекровь (Светлану Левченко). Естественно, гостей никто не ждет и не встречает. Но потом потихоньку собирается вся семья и происходит неожиданное и страшное. Добропорядочный Фридерик мгновенно влюбляется в легкого поведения девицу Жанетту. Пожар страсти охватывает их до такой степени, что они полностью теряют голову и решают вместе уйти, куда глаза глядят. Останавливаются на ночлег в лесной сторожке. Но тут доносится весть, что Юлия отравилась и Фридерик возвращается к ней, потому что к счастью отравилась она не до смерти.
Чувствуете как пронизан условностями сюжет. Все на сцене - крестьяне. Трое приезжих - добропорядочные, трое местных - беспутные. Кстати, с таким же успехом они могли бы быть кем угодно - портными, помещиками, учеными - не суть важно. Крестьянское происхождение героев драматургу нужно только для композиционной завязки сюжета. Свекровь, желая-таки приготовить обед на всех, режет бегающего во дворе петушка (а где бы он бегал по двору как не в деревне?), который, как оказалось, был ручным домашним животным, любимцем Жаннет. Вернувшиь домой от любовника, та устраивает скандал…Как раз в это время на пике накала скандальных страстей и вспыхивает искра между ней и молодым Фридериком. И понеслось
Теперь понятно, что реализм в этой пьесе даже и не ночевал. Это дает постановщику большой простор в своей режиссерской трактовке произведения. Но это же добавляет и массу сложностей. Некоторые эпизоды, (в частности, перебранка присутствующих по поводу неподготовленной встречи гостей, неприбранного дома, неприготовленного обеда) внешне прописаны автором даже не реалистично - натуралистически. И актеров так и тянет перевести эту перебранку в самую что ни на есть бытовую плоскость. Да и режиссер их не старается удерживать. Но натурализм, как стиль, абсолютно чужд Аную. Поэтому натуралистическое исполнение этих эпизодов неминуемо приводит к весьма ощутимой затянутости действия и зал начинает разочарованно скучать. Но вот жертвенный петушок убит, демоны снизошли на Землю, война страстей началась. И тут уж зрителям скучать не приходится. Дальше дорога, по которой развивается действие, режиссером определена очень четко и актеры следуют по ней, почти не спотыкаясь.

«Я НА ДЕСЯТЬ ТЫЩ РВАНУЛ КАК НА ПЯТЬСОТ»
Нет, я вовсе не оспариваю несомненный яркий талант энтузиастов, покоряющих пьесу Ануя. меня даже поразило: сколько же новых ярких и самобытных сахалинских артистов внезапно оказались в сфере моего внимания. Но все они - не профессионалы. У иных за плечами, правда есть вузовская режиссерская подготовка. Но я говорю о совсем другой стороне профессионализма. Суть ее - навык, постоянная практика. Что отличает профессионального боксера? В первую очередь умение распределить всю нагрузку на 12 раундов боя, вместо трех раундов любительских. Вот этого то талантливые актеры «НЭРИСА» пока не умеют. Они все выложились с самого начала, еще в стадии завязки. Николай Макеров вообще меня потряс представленным образом Люсьена, который по значимости приближается у него к шекспировскому Меркуцио. Видимо не зря драматург придумал и второе название своей пьесы «Ромео и Жанетта». Так что Меркуцио там вроде бы самое место…Но уже к концу первого действия игра Николая стала значительно слабее, а во втором действии он перевоплощался в своего героя порой вообще очень вяло.
А главная нагрузка пришлась на главную героиню, Жанетту. И она, конечно же, не избежала той же участи. Попросту устала. И та игра актрисы, что в первом действии вызывала трепетное восхищение, во втором начинала местами казаться индивидуальным набором штампов. Не принял я и дуэт «отец-сын». Потому, что, по-моему, совершенно неоправданно было то, что режиссер, не провела между ними никакой возрастной черты. В данном случае, целесообразна наверно была бы черта поведенческая, сам Ануй, по-моему, ее весьма отчетливо прорисовал. Сын - мудрый взрослый резонер с верхушками образованности. А отец стар и прост, если не сказать - по-деревенски примитивен. Так что возрастной дифферент провести нетрудно.
Но, честно говоря, о погрешностях постановки говорить не очень хочется. Потому что в целом, я считаю, коллектив совершил подвиг. Пьеса Ануя - это такая вершина, взять которую не каждому под силу. Они эту вершину взяли. И заодно - завоевали капризных и избалованных зрителей областного центра. Завоевали при полном отсутствии конъюнктуры, не заигрывая, не подлаживаясь, не пытаясь развеселить.

ххх